— Вот, испугался!.. А ведь это — их офицер, а?..
И снова полковник понял. Он закивал головой, повторяя:
— Официр!.. Официр!..
— Хорошо, хорошо, мы видим, — ответил красноармеец. Он опять что–то сказал товарищам. Двое из них сели на стулья напротив полковника и наблюдателя, держа винтовки наготове. Старший вышел из наблюдательного пункта, чтобы минуту спустя вернуться с другим красноармейцем, обратившимся к полковнику на чистом немецком языке:
— Вы командир?
— Да. Командир этого участка, — ответил полковник Ницберг.
— Хорошо. Пройдете со мной в штаб. Только — предупреждаю, даже не пробуйте бежать. Мои товарищи стреляют, как настоящие снайперы.
И уже выходя из наблюдательного пункта, полковник осмелился спросить у своего спутника о терзавшей его загадке — загадке, разгадать которую он был бессилен:
— Что это, позвольте спросить, что за горячая вода лилась в реку и создавала лед?.. Не понимаю… пар и лед…
Красноармеец с усмешкой посмотрел на него:
— Могу сказать. Жидкая углекислота. Она, видите ли, совсем не горячая, а наоборот, очень холодная, оттого и шел пар… а лед возникал потому, что она замораживала реку, создавая для нас ледяной мост…
— Жидкая углекислота… — растерянно повторил полковник Ницберг.
— Да, жидкая углекислота. Ее лили в реку по скрытым трубам, и не только здесь, а во многих других местах. Именно она и позволила нам застать вас врасплох…
Полковник больше ни о чем не спрашивал. Он шел, глядя себе под ноги. Перестрелка уже утихла, только откуда- то издалека доносились отдельные выстрелы и резкие взры-
вы ручных гранат: красноармейцы преследовали части Первой армии, что в панике бежали прочь, открывая для широкого прорыва важнейший участок фронта…
«Товарищи–солдаты! За что нас убивают?.. Ради чего нас заставляют подставлять грудь под пули и превращаться в пушечное мясо?.. Посмотрите вокруг: сколько наших товарищей погибло, сколько было разорвано на куски взрывами, сколько умерло от болезней?.. Нам говорят, что мы защищаем культуру и цивилизацию от большевиков. Но это ложь! Сейчас на нас наживаются капиталисты, чьи фабрики выпускают военное снаряжение и получают от правительств щедрую плату. Если наши тела проложат им путь к победе над Советским Союзом, они вновь получат большие барыши, заполучив природные богатства СССР и новые рынки. Вот для чего нас гонят на войну, вот зачем разрывают на куски снарядами, вот почему подставляют под пули советских войск, защищающих свою страну от нашего нападения… Долой войну, мы не хотим быть пушечным мясом! Да здравствует революция!..»
Прокламации и листовки подобного содержания переходили из рук в руки. Подпольная агитационная работа среди солдат Первой армии приобрела такой масштаб, что с ней уже невозможно было успешно бороться. Маршал Кортуа, презрительно говоривший в свое время — «У нас есть для этого различные средства — от полиции до полевых судов», — очевидно, ошибался. Правда, тайная полиция работала, не покладая рук, полевые суды выносили смертные приговоры всем, заподозренным в разлагающей революционной работе. Но… случаи побегов из тюрем стали массовым явлением, и более того: военным судам порой доводилось устанавливать, что они судят людей, в свое
время уже приговоренных к смертной казни и даже, по официальным сведениям, расстрелянных.
Вот отрывок из официального протокола заседания полевого суда 129–го стрелкового полка. Мы сократили все второстепенные подробности, оставив только самое важное.
П р о к у р о р. Ваше имя — Стефан Фихтнер?
П о д с у д и м ы й. Да.
П р о к у р о р. Мне кажется, однако, что мы уже имели с вами дело. Вы бывали под судом?
П о д с у д и м ы й. Да. Я был осужден вашим судом месяц назад.
П р о к у р о р. За что?
П о д с у д и м ы й. За распространение революционных листовок.
П р о к у р о р. Да, припоминаю. Стефан Фихтнер был приговорен к смертной казни. Вас помиловали?
П о д с у д и м ы й. Да.
П р о к у р о р. Кто?
П о д с у д и м ы й (молчит).
П р о к у р о р. Это ложь, никакого помилования не было. Вы бежали из–под стражи и спаслись от расстрела. Кто помог вам бежать?
П о д с у д и м ы й (молчит).
П р о к у р о р. Дело совершенно ясное. Подсудимый Стефан Фихтнер бежал, будучи осужден на смертную казнь. Я требую от суда нового смертного приговора.
П р е д с е д а т е л ь с у д а. Подсудимый, что вы можете сказать в своем последнем слове?
П о д с у д и м ы й. То, что я не боюсь вас. Сегодня вы судите меня, но я уверен, что завтра мои товарищи будут судить вас. Вы можете меня расстрелять, но мое место займут сотни других. Я не признаю ваш суд — вот и все.
К этому следует лишь добавить, что, согласно официальным отчетам — на отряд, сопровождавший подсудимого Стефана Фихтнера к месту исполнения смертного приговора, было совершено нападение: группа вооруженных солдат окружила отряд и во время завязавшейся перестрелки вырвала Фихтнера из рук конвоиров, убив многих из них. Стефан Фихтнер снова бежал и вновь поймать его не удалось.
Это дело наделало много шума. Неизвестно какими путями сведения о нем попали в американские газеты и стали сенсацией. Однако про Фихтнера вскоре забыли. Телеграф ежедневно приносил все новые и новые известия — из армии в тыл и из тыла в армию. И здесь, и там положение было тяжелым.
Целые части переходили на сторону советской армии
— с оружием, с пулеметами, танками и пушками. Военное командование молчаливо отметило тот факт, что однажды на советскую сторону перелетела целая эскадрилья военных самолетов — а день спустя эта же эскадрилья участвовала в операциях против Первой армии… Фронт стремительно передвигался на запад, откатываясь под неустанными ударами Красной армии. Это отступление кое–где сдерживали только ударные фашистские отряды, составлявшие ядро Первой армии до объявления всеобщей мобилизации. Однако подобных отрядов было довольно мало.